— Ну, я не думаю, что это была женщина. Мой отец не дамский угодник. Он очень… — она поколебалась, — целомудрен. Ему бы подошла атмосфера Оксфорда. Пьедесталы — это по его части.
— Итак, наши отцы затаили злобу друг против друга, совсем как Монтекки и Капулетти.
Тиффани засмеялась.
— Мне не очень-то нравятся вздохи и обмороки Ромео и Джульетты, и в мои планы не входит становиться чьей-то возлюбленной, хоть несчастной, хоть счастливою.
— Хорошо сказано! Это по мне. Тиффани Корт, ты — бриллиант Куллинан среди женщин, такая же уникальная и бесценная. К тому же ты знаешь Шекспира.
— Это одна из папиных слабостей. Он настоял, чтобы моя гувернантка изучала со мной Шекспира. Оказывается, сборник его пьес был первым подарком, который папа сделал маме. До чего же глупо. Я уверена, она предпочла бы бриллиант.
— Мой отец уж точно подарил бы ей бриллианты, — с усмешкой прокомментировал ее слова Филип, не подозревая, насколько он прав. — Кстати, касательно охов и вздохов, погляди-ка на ту парочку.
Внизу, по лугу, примыкающему к реке, взявшись за руки, прогуливалась парочка. Не зная, что за ними наблюдают с моста, они остановились для долгого поцелуя. Их тела прильнули друг к другу, потом влюбленные двинулись дальше держась за руки и склонив головы друг к другу.
— Ничего себе, действительно «чисто мужская атмосфера», — проговорила Тиффани.
— Это все из-за гонок, — развел руками Филип. — Приехало много болельщиц.
— Вот, значит, что, — она насмешливо вздохнула, глядя вслед удаляющейся паре, — ну разве они не милы?
— До отвращения, — смеясь согласился он, и, взяв ее за руку, потянул Тиффани за собой. Они прошествовали по мосту в обратном направлении, дурашливо копируя парочку внизу. Ни Филип, ни Тиффани не испытывали и тени смущения, абсолютно уверенные, что вправе сами определять условия любой своей игры, даже любовной. Когда они устали от своего развлечения, то, по-прежнему держась за руки, стали весело ими размахивать в такт своим шагам. Лицо Филипа освещала мальчишеская улыбка. И без слов было ясно, что это свидание останется их личным секретом, которым они ни с кем не поделятся.
Они стали встречаться каждое утро, и лишь горничная Тиффани знала об этих свиданиях. Филип и Тиффани бродили по Оксфорду или катались на ялике по Черуэллу. Им было весело. Они были так не похожи на шекспировских влюбленных, что семейная вражда только добавляла их взаимоотношениям особую остроту и привлекательность. Филип и Тиффани не походили на своих отцов, и их тайные встречи, которые вызвали бы в Джоне Корте и Мэтью Брайте ярость и замешательство, доставляли им огромное удовольствие. Но те усилия, которые они прилагали, чтобы держать в тайне свои свидания, показывали, что их отношения куда более глубоки, чем им казалось. И прервать эти отношения они ни за что бы не согласились.
Однажды они гуляли в ботаническом саду неподалеку от моста Магдалены, нисколько не интересуясь окружающими их редкостями.
— В Британии этот ботанический сад самый древний, — тоном гида рассказывал Филип. — Но, что гораздо интереснее, здесь в 1784 году был совершен настоящий подвиг. Отсюда, с этого самого места впервые к небу поднялся англичанин.
— Полет на воздушном шаре? Хм, может быть, в 1784 году это и было событием, но после того, как восемнадцать месяцев назад братья Райт подняли в небо свою машину, воздушные шары безнадежно устарели. Согласись, что именно американцы делают все как надо.
— Вот еще! В том, что касается автомобилей, Америка отстает, — негодующе объявил Филип. — Все самое новое и интересное в этом деле, включая крупнейшие гонки, происходит в Европе.
— Но они… подожди, я же сама прошлой осенью была на гонках на кубок Вандербильта. Я хорошо знаю Вандербильта, — небрежно добавила она тем же тоном, каким Филип сообщил, что его кузен — граф.
Филип расхохотался.
— Полагаю, Вандербильт — тоже довольно почтенное знакомство, — пошутил он. Ну и как тебе понравились гонки?
Она красочно описала машины, гонщиков и свои собственные впечатления. Тиффани помнила, кто победил, на какой машине и какая была средняя скорость. Филип был поражен.
— Не думал, что во всем мире может найтись девушка, которая разбиралась бы в автомобильных гонках, — объявил он. — Но кубок Вандербильта — это детское развлечение по сравнению с соревнованиями, проводящимися в Европе.
И он стал рассказывать ей о гонках 1902 года Париж — Вена, о «ралли смерти» Париж — Мадрид в 1913 году, и о трагических авариях, из-за которых гонки теперь проводятся на специальных трассах, а не на дорогах.
— Мы, британцы, считаем, что самые замечательные гонки провел Гордон Беннет, сообщил он. — Это было в 1902 году, когда С. Ф. Эдж привел к победе свой «напье».
— Ты ведь тоже хотел бы участвовать в таких соревнованиях, правда?
— Больше всего на свете, — обычная шутливость сменилась в нем необыкновенной серьезностью. — И я буду в них участвовать, как только закончу учебу.
— А что для этого нужно?
— Придется обзавестись некоторой суммой денег. К тому же у меня есть знакомый — человек по имени Уильямс. Он когда-то служил конюхом в загородном доме моего деда. Сейчас он работает в мастерских Напье. Я убежден, что именно там определяется будущее британского автомобилестроения.:
— Конюх?! Ты явно не сноб, раз не брезгуешь таким знакомством!
— Думаю, и ты тоже.
Тиффани подумала о Джерарде и таинственно улыбнулась. Это воспоминание натолкнуло ее на новую мысль: