Они сидели в спальне Тиффани в их нью-йоркском доме. Тиффани обдуманно выбрала ее для этого разговора, чтобы Рэндольф не мог им помешать.
— Папа, я так скучала по тебе! — Тиффани ангельски улыбнулась и обняла отца за шею.
Джон Корт, измученный долгой разлукой с дочерью, верил каждому ее слову и таял от счастья.
— Дом был так пуст без тебя, — пробормотал он, — но зато ты хорошо отдохнула. И я надеюсь…
— Мне все понравилось, — быстро перебила его Тиффани, и хитро прищурившись, добавила: — в особенности Париж, который гораздо интереснее Лондона. Я хотела бы вновь отправиться в Париж, и вообще я бы хотела больше путешествовать — по делам, конечно, а не для удовольствия.
— По делам? — Корт был озадачен. — Но ты же собираешься замуж!
— Еще нет, папа, — Тиффани грациозно присела на краешек кровати и на ее лице появилось выражение необыкновенной искренности. — Боюсь, мне потребуется больше времени, чтобы обдумать наш с Рэндольфом брак. — Ей было нелегко произнести эти слова, и еще труднее изображать кротость, вместо того чтобы громко заявить о неповиновении. — Посуди сам; Рэндольф был для меня всегда близким родственником, и должно пройти какое-то время, чтобы я научилась воспринимать его в другом качестве.
— Рэндольф очень расстроится, — вздохнул Корт, хорошо понимая, что с недовольством Рэндольфа придется считаться.
— Какое несчастье! — с ядовитой иронией выпалила Тиффани и, спохватившись, вновь напустила на себя кроткий вид: — Я хочу сказать, что вовсе не желаю расстраивать Рэндольфа. Все это время я буду жить в одном доме с ним. Я буду с ним вежлива. Я буду появляться в обществе, а тетя Сара поможет в подготовке моего официального бала в Ньюпорте этим летом. А взамен…
То, что она продемонстрировала свое согласие пойти на компромисс и отказалась от своих прежних угроз, заметно ободрило Корта. Теперь ему легче было встретить ее ультиматум.
— Взамен, — Тиффани выделила это слово, и в ее голосе прозвучала сталь, — я хочу принимать участие в делах «Корт Даймондс». Не возражай! — Она подняла руку жестом королевы, призывая отца к молчанию. — Я должна научиться руководить делами компании. Я знаю, ты передал Рэндольфу банк, но ведь бриллиантовый бизнес ты ему не отдал. Он должен принадлежать мне, и я хочу сама управлять им!
Рэндольфу это не понравится, с несчастным видом размышлял Корт, но разве может он сказать ей «нет»? Как он может отказать ей хоть в чем-нибудь? К тому же в этом случае он сможет сохранить ее для себя чуть дольше…
Тиффани легко читала его мысли.
— Только подумай, папа, — с улыбкой продолжала она, — каждое утро мы будем встречаться; ведь ты отведешь мне кабинет рядом со своим.
— Шаг необычный, но… я согласен, — и он был вознагражден поцелуем.
— И еще, папа. В Англии я не встречала никого, кто знал бы маму. Но, ведь все, что ты рассказывал, это правда?
Это был последний шанс Корта. Он мог ухватиться за него и все рассказать, но при этом заслужить презрение дочери. И это было выше его сил. Опасаясь потерять привязанность Тиффани, он упустил свой шанс:
— Конечно, правда…
— Спасибо, папа! — И теперь, когда ее сомнения рассеялись, Тиффани ослепительно улыбнулась.
Майским денем 1906 года Тиффани сидела в своем кабинете в офисе фирмы «Корт Даймондс» и смотрела на поверхность стола, которой были рассыпаны драгоценности. Перед ней лежали бриллиантовые ожерелья, браслеты с сапфирами, кольца с рубинами и изумрудные серьги. Она взяла бриллиантовую тиару и принялась ее внимательно разглядывать. Камни были великолепны, но оправа тяжеловата и старомодна — украшения были приобретены у наследников скончавшегося торгового агента, который собирал их в 1880-х годах. Но если драгоценности заново огранить и сделать более современные оправы… Тиффани положила тиару и невидящим взглядом уставилась в окно. Да, это неплохая мысль, пожалуй, даже очень хорошая мысль.
В ее памяти зазвучал голос Чарльза Тиффани, рассказывающего, как изделия старых ювелиров Европы создали ему репутацию и состояние. Медленная перекачка бриллиантов из Старого Света в Новый продолжалась до тех пор, пока богатейшие женщины Америки не стали обладательницами большего количества драгоценностей, чем коронованные особы Европы, если, конечно, не считать королеву Викторию и российскую императрицу. Возможно, некоторые из этих украшений носили императрицы и королевы, их придворные дамы. Пальцы Тиффани, легко и любовно касаясь камней, слегка вздрагивали, она словно заряжалась от них энергией. Ее влечение к драгоценностям было таким же сильным и всепроникающим, как земное притяжение. Иногда ей казалось, что она, подобно Афине Палладе, рожденной из головы Зевса, вышла не из чрева женщины, а из сердцевины магического бриллианта.
Торговлю этими изделиями — после того, как они приобретут современный вид — можно было бы организовать через магазин Чарльза Тиффани. Но необходимо найти в Нью-Йорке квалифицированного ювелира, чтобы дать ее камням новую жизнь. Тиффани не отрывала взгляд от бриллиантов, их блеск гипнотизировал ее, и, наслаждаясь радужными переливами света, она словно растворилась в ослепительном бело-голубом сиянии. Затем густые темные ресницы взмыли вверх, открывая такое же ослепительное сияние ее фиалковых глаз. Бриллианты дали Тиффани ответ.
— Картье! — громко воскликнула она.