— Я не стану спрашивать, Генриетта, откуда вы все узнали, — произнес наконец Мэтью. — Я лишь благодарен вам за это. Теперь мне нужно время, чтобы решить, что можно сделать.
— Разве не слишком поздно что-либо предпринимать?
— Никогда не поздно! Как-нибудь, чем-нибудь, кто-нибудь может быть спасен… О Боже, ребенок…
Мэтью закрыл глаза, сраженный ужасом.
— Как это началось? Когда они встречались? Но есть еще кое-что, о чем я хотел бы узнать, Генриетта, и ты одна из двух оставшихся в живых людей, кто может ответить мне. Как долго Энн спала с Джоном Кортом?
Генриетта очень удивилась подобному вопросу.
— У них было множество возможностей, — медленно заговорила она, и в ее тоне проскользнула нотка осуждения за то, что в свое время он так забросил Энн, — но они лишь раз воспользовались случаем.
— Лишь раз? Вы уверены? — Мэтью попытался сесть в постели, его серые щеки порозовели.
— Конечно, — ответила она, — и в результате на свет появилась Тиффани. — Лишь теперь Генриетта начала понимать его поведение по отношению Филипу. — Уверяю вас, это правда. Я знала ее лучше всех и я постоянно была в доме. Я бы знала, если бы у них было что-то еще с Кортом. — Она помолчала. — Мистер Филип и мисс Тиффани лишь наполовину брат и сестра, — произнесла она со значением.
Мэтью вновь откинулся на подушки: наконец-то в его мире все становилось на свои места, хотя и ценой катастрофы; в этом кошмаре была и светлая сторона — у него есть сын. И после этого открытия в Мэтью проснулось желание в первую очередь защитить Филипа.
— Что бы ни случилось, Филип не должен узнать истину. Слава Богу он в отъезде… мне нужно время…
Он протянул здоровую руку и со всей силой ухватил Генриетту за запястье.
— Генриетта, я надеюсь, вы никому ничего не расскажете, ни сейчас, ни потом. Обещайте!
— Обещаю.
— Вы должны сказать другим слугам и леди Брайт, что произошел несчастный случай. Никто не должен подозревать, что я болен, никто не должен знать, что меня потрясло. Я споткнулся о коврик, от удара о камин потерял сознание и немного обжег руку. Вы понимаете?
— Да, сэр. Генриетта чуть не плакала. — Но доктор говорит, что вы должны лежать.
— Мне надо многое сделать. Я должен разобраться…
Мэтью попытался выбраться из постели, но ему не хватало сил, и он выругался.
— Позовите Миранду.
Неожиданно его лицо исказила страдальческая гримаса:
— О Энн, — простонал он, — твои дети… бедные, бедные дети!
Генриетта расплакалась и выскочила из комнаты. Ей потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя, поэтому она не сразу отправила Миранду к отцу. И это время ушло у Мэтью на горькие сожаления — сожаления, что он не верил Энн, когда она утверждала, что Филип его сын, сожаления, что он отказался от Тиффани, ведь если бы он воспитывал ее как свою дочь, кровосмешения никогда бы не случилось. Он отчаянно бранил судьбу за столь ужасные события, но когда появилась Миранда, он вновь стал самим собой.
Миранда вошла неуверенно, ее лицо было еще бледнее, чем его, но когда она увидела, что он сидит в постели, она бросилась ему на шею.
— Я думала, ты умер, — прошептала она.
— Родная моя, — Мэтью погладил ее по волосам. — Прости, что я напугал тебя. Со мной все в порядке и завтра я уже встану.
Она присела на краешке кровати.
— Твоя бедная рука, — прошептала она, осторожно касаясь повязки. — Я вытащила ее из огня, но она так обожглась, вся… — она задрожала.
— Бумаги, которые я держал, что случилось с бумагами? — резко спросил он.
— Они сгорели. Я не успела их вытащить.
«Слава Богу», — подумал Мэтью. — Ты не читала их?
— Я не могла. Я же говорю, они сгорели. Там было что-то важное?
— Нет, ничего, солнышко; я попрошу, чтобы ты кое-что сделала для меня. Я хочу, чтобы ты написала Лоре, рассказала ей об этом нелепом несчастном случае и о том, что я обжег руку. Напиши, что у меня все в порядке, но рука перевязана и я не могу писать сам. Напишешь?
— Конечно.
— Спасибо. Когда напишешь, принеси письмо мне, и мы попросим Паркера немедленно его отправить. Понимаешь, я вовсе не хочу, чтобы она мчалась сюда, сломя голову, — и он с видом заговорщика улыбнулся Миранде. — У меня много дел, а она может мне помешать, и я бы хотел, чтобы ты побыла со мной несколько дней, помогая мне с письмами и другими делами. Поможешь?
— С радостью, — и Миранда обняла отца.
Очень чувствительная, она понимала, что происходит что-то странное. Папа не спотыкался о коврик, как убеждала ее Генриетта, и она твердо знала, что он что-то от нее скрывает. Но она была дочерью своего отца и могла играть в ту же игру, что и он. Она даже поняла, что он использует ее, что он уверен, что может обмануть ее, но не сможет обмануть Лору, однако это не волновало ее. Она была слишком счастлива тем, что отец нуждается в ней и разрешает находиться рядом, помогая ему во время болезни.
На следующее утро Мэтью выбрался из постели и потребовал одежду, почем свет ругая камердинера за неловкость. Тот терпеливо разрезал рукав рубашки, чтобы в него могла пролезть забинтованная рука, поправил повязку и заколол пустой рукав пиджака, чтобы он не болтался. Мэтью, пошатываясь, отправился в библиотеку и вызвал Миранду. Он посмотрел на телефон и проклял то обстоятельство, что для того, чтобы им пользоваться, необходимо две рук.
— Сегодня у нас будет очень напряженный день, — весело объявил он. — Я должен установить контакт с мистером Джоном Кортом.
К концу дня лицо Мэтью стало пепельным от усталости и боли в обожженной руке, но он ощущал нечто сходное с триумфом. С необыкновенным облегчением он узнал, что через три дня Джон Корт прибывает в Англию и вместе с дочерью будет проживать в «Савое». Три дня… Мэтью было дано три дня, чтобы полностью прийти в себя и собраться с силами. Он должен будет лицом к лицу столкнуться со своим прошлым, вспомнить Кимберли, но сражение за бриллианты было ничто по сравнению с этим с самым жестоким сражением в его жизни.