Кстати о буре… Лора распахнула окно и взглянула на небо. Атмосфера стала еще более тяжелой, душной и полной тревожного затишья, предшествующего грозе. Она внезапно вздрогнула, перенесясь в воспоминаниях на несколько лет назад: так же было перед концом осады в Кимберли, как раз перед гибелью Николаса.
Не глупи, резко приказала себе Лора, самое худшее, что может случиться это повальная скука на протяжении всего жалкого, скучного уик-энда, и искренняя радость гостей, когда он наконец кончится. И после такого оптимистичного решения она принялась распределять места за столом и четверки для бриджа. Распределение спален — всегда непростой и деликатный вопрос в такого рода приемах — было уже закончено и Лора надеялась, что она не ошиблась.
В данной ситуации это было не так уж трудно, поскольку все супружеские пары являлись таковыми лишь формально, поэтому мужей и жен можно спокойно размещать в смежных комнатах в главной части дома. Достопримечательностью Брайтуэлла были его две башни, каждая с винтовой лестницей и комнатами необычной формы и планировки. Восточная башня со своей относительно скромной обстановкой предназначалась для детей, но одна комната — Филипа — сейчас пустовала. Первоначально Лора предназначала Западную башню Элис Палмер, Рэйфу, Джулии и Альфреду, а комнату Филипа — мисс Корт. Однако Мэтью вмешался, уверив ее, что неприлично помещать Рэйфа и мисс Палмер так близко друг к другу, а дети, сами этого не желая, могут усугубить состояние Тиффани. Поэтому Лора перевела Элис Палмер в Восточную башню, Эдварда туда же в мансарду Тиффани, Джулия и Альфред заняли главные комнаты Западной башни, а Рэйф — ее верхний этаж.
Лора вздохнула и пожала плечами. Домашние приемы — это своего рода минные поля, нашпигованные неразорвавшимися бомбами человеческих отношений, но ей уже не казалось, что ошибка в обращении с этими устройствами может быть роковой. Она, по крайней мере, больше не проводила бессонных ночей, терзаемая мыслями о подобных материях — благодаря Рэйфу Девериллу.
Тень грусти легла на лицо Лоры. Элис Палмер — совершенно неподходящая для него женщина, подумала она, но здесь я ничего не могу поделать.
Спустя несколько часов ее настроение несколько улучшилось. Общество собралось в Западной галерее к чаю, старые друзья благодушно болтали, а кошачье личико Джулии было постоянно обращено к Рэйфу Девериллу, но она была вежлива с мисс Палмер. У Мэтью был измученный вид. Тиффани Корт еще не прибыла. Не зная ничего об ее личных пристрастиях, Лора беспокоилась о состоянии девушки и о том, останется ли что-нибудь к чаю, когда она прибудет. На самом деле было просто невозможно физически для восемнадцати человек уничтожить огромные горы сандвичей, кексов, печенья, тостов, бриошей с розочками джема от Типтри, имбирных бисквитов из Биаррица, но тем не менее Лора все равно беспокоилась.
Вскоре со смесью облегчения и страха она услышала, как двери в конце галереи распахнулись и голос дворецкого произнес имя Тиффани Корт. Все повернули головы и воцарилась абсолютная тишина, подобная той, какая бывает в театре, когда занавес перед кульминацией драмы взмывает вверх.
Это она, подумала Лора, узнав спутницу Филипа на Восьмой неделе.
Неужели, — Джулия, вспомнив венецианский бал, повернулась так, чтобы видеть Рэйфа.
Тиффани, — Рэйф не знал, что она приглашена, и на какой-то миг выражение лица выдало его.
— Тиффани! Дорогая! — Мэтью пошел в атаку, приветствуя ее, и пока представлял гостям, покровительственно держал под руку на отцовский манер.
Беседы возобновились, но уже не так громко, как прежде, поэтому Лора расслышала замечание Тиффани: — С капитанам Девериллом мы знакомы, — когда их представляли друг другу. О Боже, подумала она, снова придя в отчаяние, ясно видя, как хорошо, как гармонично они смотрятся вместе… и заметив, что ее правоту подтверждают злобные взгляды Джулии и жалкий, приниженный вид Элис Палмер. Тиффани села, приняла чашку чая, но от сэндвича вежливо отказалась. Ее манеры были безупречны, сохраняя внешнюю сдержанность, свидетельствующую о понесенной ею тяжкой утрате, но выказывая при этом достаточно живости, чтобы избежать впечатления уныния. Красота ее затмевала день и покоряла мужчин, в особенности Эдварда, который явно был сражен. И снова Лора испытала чувство, что перед ней разворачивается, некое представление, идет пьеса, причем, как сильно подозревала она, скорее трагедия, чем комедия, и где Тиффани — несомненная звезда труппы.
Лора, как это было ей свойственно, не ощущала ревности из-за внимания Мэтью к девушке, не удивилась его уверениям о дружбе с Кортом, о которой она прежде никогда не слышала, но принудила себя помочь другим почувствовать себя свободнее. «Джулия, ты будешь осторожна, не правда ли? Я знаю, как сильно ты сочувствуешь суфражисткам, но пожалуйста, не доводи дело до ареста…», «Элис, что за прелестное платье, какой очаровательный оттенок небесно-голубого. Когда вы с Рэйфом… ну, я надеюсь, что очень скоро мы будем видеть вас чаще». И наконец «Рэйф, вы счастливы? Действительно счастливы?»
Он улыбнулся и вынул из кармана портсигар работы Фаберже.
— Можно?
— Конечно.
Он закурил сигарету, но портсигар не убрал. Напротив, он вертел его в руках, несомненно, стремясь привлечь к нему внимание.
— Разумеется, я счастлив, а как же иначе. Вам нравится этот портсигар? Подарок от моей нареченной — гравировка и все такое, — и он снова открыл, чтобы показать ей, что там написано.