Ловцы фортуны - Страница 22

— У вас удивительно красивая голова. Я бы хотел лепить ее, но думаю, вы слишком заняты, чтобы утруждать себя позированием, и слишком богаты, — его глаза скользнули по ее дорогой одежде.

— Разве вы не знаете, кто я?

— Нет. Я не появляюсь в светском обществе, а когда человеку не хватает на еду, он не покупает газет, — его голос был полон сарказма, но в глазах светилось восхищение ею.

Тиффани внимательно посмотрела на молодого человека. Даже она проявляла осторожность, завязывая знакомства, но этот художник имел одно неотразимое достоинство — он отличался от молодых людей, которых она знала. К тому же было очень интересно узнать, как живут и работают художники.

— Может быть, я разрешу вам меня лепить, — заметила она. — Завтра я зайду к вам, там и посмотрим.

Художник застыл, разинув рот.

— Давайте ваш адрес, — приказала она.

— Гринвич-Вилледж, — запинаясь произнес он. — Макдугал-аллея, 15. Спросите Джерарда.

Тиффани небрежно кивнула и ушла догонять спутников.

Выкрашенные в белый цвет дома на Макдугал-аллее были перестроены из старых конюшен и помещений для слуг, стоявших на задворках особняков Вашингтон-сквер. Войдя в дом, Тиффани вступила в иной мир, мир богемы, мир облезлых стен, освещаемых газовыми рожками, мир проваливающихся полов и задержанных квартирных плат, но одновременно и мир, богатый красками, дружелюбием и вдохновением. Тиффани провела в нем недолгое время, но на всю жизнь запомнила его своеобразное очарование.

На стук открыл бородатый мужчина и направил ее на верхний этаж. Она спиной чувствовала его изучающий взгляд, пока взбиралась по лестнице. Джерард сонно мигал осоловелыми изумленно-сонными глазами. Было очевидно, что он только-только встал.

— Я не думал, что ты придешь, — извиняясь, пояснил он.

Тиффани с неудовольствием взглянула на его помятое, небритое лицо.

— Я ведь сказала, что приду, — заявила она. — А ты немного создашь картин и скульптур, если встаешь в полдень.

— В постели теплее.

Она была вынуждена признать, что он прав. В студии было ужасно холодно. А еще она была ужасно неопрятна — буквально завалена красками, мольбертами, законченными и незаконченными холстами — и провоняла какими-то химическими составами и запахом пищи, заполнявшим весь дом. Тиффани сморщила нос и поискала, на что бы сесть. Так и не найдя стула, она смело подошла к кровати и опустилась на нее. Джерард смотрел на девушку, ошалев от восторга.

— Как я поняла, торговля копиями старых мастеров не такое уж выгодное дело, — заметила Тиффани звонким, как колокольчик, голосом, — раз твоих средств не хватает на отопление. — Она поежилась и плотнее закуталась в меха. — Забудь о скульптуре, здесь слишком холодно, чтобы я пришла еще раз.

Джерард в раздумье посмотрел на нее. Ему очень хотелось уговорить ее позировать, такой красивой девушки он никогда не встречал. А если к тому же она проявит щедрость, тем лучше.

— Если ты заплатишь хорошую цену за скульптуру, я смогу отапливать студию.

— Это ты хочешь меня лепить, — быстро возразила Тиффани. — Значит, это ты должен платить мне.

На какое-то мгновение он опешил, а затем расхохотался, откинув назад голову.

— На чем твоя семья делает деньги? — спросил он.

— На бриллиантах.

— Неплохо. Это была самая твердая субстанция, известная людям, пока не появилась ты.

Реплика художника понравилась Тиффани гораздо больше, чем все комплименты, которые она привыкла получать.

— Я дам тебе денег на еду и отопление, — объявила она, — и, возможно, я куплю скульптуру, если она мне понравится. Но не очень-то надейся на это. Понимаешь ли, никто не должен знать, что я прихожу сюда.

Джерард кивнул. За ее осторожностью скрывался внутренний цинизм ситуации. Скучающая богатая девочка бродит по трущобам в поисках острых ощущений! Обычно он мало заботился о бытовом комфорте, но эта девушка так ослепительно прекрасна, что придется сделать исключение. При первой же возможности он позаботится об отоплении; должен же он выяснить, что скрывается под этими роскошными мехами. Сердце Джерарда бешено колотилось, пока он размышлял, долго ли она будет приходить сюда, чтобы разогнать скуку.

В этот раз они недолго пробыли в одиночестве. Весть о гостье быстро разнеслась по округе, и к Джерарду потянулись другие художники. Они принесли с собой дешевое вино, виски и запах немытых тел, но одновременно и атмосферу жизнерадостного дружелюбия и интеллектуальных споров. Они говорили о людях и местах, о которых Тиффани ничего не знала — о художниках и выставках, поэтах, писателях и музыкантах, Монмартре и Риме — и о тех лишениях, что они терпят во имя искусства. И все же Тиффани удавалось следить за нитью их разговора. Все, что было сказано, каждое выражение или слово имели для нее смысл. Она прекрасно их понимала, и это не удивляло ее — Тиффани не разделяла общепринятого мнения, что жители Гринвич-Вилледж разительно отличаются от элиты Пятой авеню.

Придя на следующий день, она обнаружила гораздо более чистую комнату, в очаге пылал уголь, а в центре стоял приготовленный для нее стул. И сам Джерард выглядел значительно опрятнее и привлекательнее. Его пальцы сладострастно мяли глину, да еще с такой самоуглубленностью, что это оказало странно успокаивающее воздействие на Тиффани — эйфорическое летящее чувство, словно пальцы художника ласкали не глину, а ее тело. Он работал молча, но объяснялся с ней каждым своим жестом, уводя ее в чудесный мир спокойствия, в сердцевине которого пульсировал восторг. Ей было почти жаль, что вновь явились его друзья, рассеяв это волшебство.